Попалось на глаза описание того, каким был Берлин в конце 19 века. Свидетельства представлены непосредственным очевидцем из Российской Империи. Оказалось, ОЧЕНЬ занимательным чтивом. Открывается много ранее не известного или умалчиваемого. При этом самое ценное здесь — даются малейшие детали повседневной жизни, которые ты не найдёшь в многочисленных путеводителях.
Примечание. Приведённые ниже описания взяты из книги Водовозовой Е.Н. «Жизнь европейских народов». Том 3, изданной в 1883 году. (Полные данные см. в конце статьи). Подача текста максимально приближена к оригиналу.
Поэтому не задерживаемся и сразу окунаемся в атмосферу реальности; в то как видел наш соотечественник. Только Россия знала и говорила об этом. А теперь, каким был в:
1883 году Берлин, так как он есть — настоящий, без приукрас
Прежде говорили: «Кто не видалъ Кёльна, не видалъ Германии», теперь эта поговорка переменилась на другую: «Кто не видалъ Берлина, не видалъ Германии!»
Из всех старых и новых городов Германской Империи, из всех самых промышленных и деятельных пунктов, имеющих значение для Европы. «Один Берлин повелевает судьбами страны, создает, приказывает, приводит в исполнение и направляет, он дает и отнимает; онъ раздает правосудие и славу; к нему стремится вся жизнь, весь страстный пыл Германии, не прежней Германии наивных легенд, сентиментальных баллад, средневековых мечтаний и святых соборов, но современной Германии, страны крови и железа, страны пушек, картечи и войн.
Её рыцари больше уже не заперты в заколдованном лесу поэзии и искусства: вооруженные игольчатыми ружьями и с остроконечной каской на голове, они свободно разъежают верхом по большим дорогам Европы.»
Немцы считают Берлин городом интеллигенции, центром образования, учености, искусств и называют его «германскими Афинами», но это лишь излишнее пристрастие к своей столице: науки и искусства не менее, а часто и более процветают и в других городах Германии . Тем не менее, Берлин действительно служит средоточием обширнейшей промышленности и торговли, населённейшим центром в стране, резиденциею короля, обожаемого немцами прежде всего уже потому, что он представитель высшей власти.
Берлин производит совершенно иное впечатление, чем каждый коренной русский город, который еще издали, часто за много верст сверкает на солнце вызолоченными крестами и куполами своих церквей. Расположенный на совершенно гладкой, однообразной, жалкой равнине Бранденбургской марки и притом до такой степени песчаной, что ее прежде называли «песочницею Римской Империи», он представляет лишь однообразную темносерую массу домов, над которой поднимаются крашеные трубы; более резко выделяется из них только купол на королевском замке, новая еврейская синагога и две вызолоченные фигуры на двух церквях близ театра. Но эти фигуры не изображенья святых: одна из них представляет Добродетель, другая — Религию.
Других церквей вы не заметите, точно здесь их вовсе не существует. Но когда вы начнете изучать город и искрестите его вдоль и поперек во всех направлениях, вы узнаете, что в нем существует немало и других церквей, кроме тех, которые при въезде обратили на себя ваше внимание. Все они имеют жалкий, заброшенный вид, а очень многие из них сверху до низу покрылись плесенью и может быть скоро представят взорам живописные руины.
Эта запущенность церквей особенно бросается в глаза потому, что в Берлине существует немало прекрасных зданий, и все они, как богатые, так и скромные, поддерживаются весьма. тщательно.
Удивительно также это и потому, что лютеранские церкви в Москве и Петербурге имеют весьма порядочный вид, между тем в Берлине даже новые церкви построены небрежно, необдуманно, часто просто уродливо: колокола на столько малы, что их звон заглушается даже отдаленным шумом барабанов, резонанс храма настолько плох, что трудно разобрать слова проповедника, башни церквей далеко не изящны, фигуры святых вовсе не внушают религиозных чувств.
Как видно, религиозное рвение и набожность совсем покинули берлинцев.
Заглянем, однако, внутрь храма. Громадные мрачные здания совсем пусты: сегодня воскресенье, между тем, в темной церкви только несколько десятков молящихся, вяло посматривающих во все стороны. Одним словом, отсюда выносишь впечатление, совершенно противоположное тому, какое производят католические храмы.
Да это отчасти и понятно: протестантские храмы не возбуждают религиозного экстаза; в богослужении нет ни поэзии, ни страсти, ничего привлекательного. Неукрашенный, точнее сказать, голый храм не говорит чувству; искусственные цветы на алтаре поблекли и загрязнились; покров изорван, обветшал, далее эмаль с распятия на алтаре облупилась и пыль сплошь забила все углубления.
Молящиеся здесь как будто лишь исполняют свою обязанность, а не следуют внутренней потребности сердца; они не изливают у подножья алтаря своей скорби и страданий, как это можно видеть в католических храмах Испании и Италии.
Когда идет богослужение, не слышно общей молитвы: поет несколько лиц, стоящих за органом, пастор читает проповедь и унылая служба кончается.
Громадное большинство германских протестантов, особенно в Берлине, идет в церковь по какому-нибудь особому поводу, напр. в тот день, когда проповедь будет читать знаменитый проповедник или когда в церкви будут присутствовать члены королевского семейства. О, тогда все являются в парадных костюмах и церковь битком набита народом! В таких случаях со всех сторон мелькают блестящие мундиры и дамы в роскошных туалетах придают всей обстановке веселый, праздничный вид.
Таким образом королевскому семейству всегда приходится видеть храм, наполненный молящимися; но теперь и оно уже не ошибается на этот счет. Германский император убедился, что религия для весьма многих его подданных — официальный ярлык, показываемый в дни народной переписи. Это красноречиво подтверждает статистика.
В Берлине браки не освященные церковным обрядом и дети не получившие крещения составляют изрядный процент. Со времени введения гражданского брака число лиц, вступивших в церковный брак не превышает 50%. Из 27,500 похорон, бывших в 1874 г. в Берлине, на долю гражданских погребений приходится не менее 24,000; но еще более ужасает религиозных людей тот факт, что из 100 новорождённых в последнее время от 16 до 20 остаются некрещеными.
Этот религиозный индифферентизм дает себя чувствовать решительно везде: число студентов изучающих теологию с каждым годом уменьшается. Сорок пять лет тому назад в Берлинском университете было 2,203 студента теологии, а в 1873 г., не смотря на необыкновенное увеличение населения в этом городе, всего 740.
Судьи, при допросе обвиняемых по разным преступлениям, на вопрос верят ли они в Бога, очень часто получают отрицательный ответ; а когда в прошлом году тот же вопрос был задан одному обвиняемому из рабочих, он иронически отвечал: «Нет, господин судья, в такие пустяки я уже давно не верю!». И это говорят не английские пролетарии, из которых многие не только не бывали в школе, но и ничего не слыхали об Исусе Христе, а немецкие рабочие успешно кончающие курсы в народных школах.
Храмы решительно везде заметно пустуют. Шокированное этим правительство, опасаясь, чтобы они в близком будущем и совсем не опустели и желая по этому поводу прекратить толки иностранцев, сделало три года тому назад распоряжение, чтобы все лавки в городе были заперты во время церковного богослужения, но эта мера была встречена всеобщим неодобрением и нисколько не увеличила и без того уже незначительного количества обычных посетителей церквей.
Таким образом император Вильгельм, как известно, человек в высшей степени религиозный, правит самыми неверующими во всем христианском мире подданными. Но нам еще придется говорить об этом, а теперь возвратимся к Берлину.
Лишь только вы вступаете въ этот город, как вас сейчас со всех сторон охватывает отвратительный запах, какая-то смесь разнообразных зловоний, которые особенно дают себя чувствовать в жаркое летнее время. Лишь только из вагона успеешь пересесть на берлинские «дрожки», так тот час начинаешь невольно оглядываться во все стороны, надеясь не там, так здесь, избавиться от зловоний.
Но куда вы ни обернетесь, куда бы вы ни отправились, гуляете ли вы по Тиргартену, этому Гайд-парку Берлина, действительно огромному и прекрасному здешнему парку, находитесь ли в противоположной от него стороне, в Фридрихс Гайне (роща Фридриха, в восточной части), отдыхаете ли на одной из скамеек «Unter deu Linden» — этой лучшей улицы Берлина, или бродите в безлюдной части города, — отвратительный запах преследует вас всюду.
Это зловоние происходить главным образом от канав,прорытых по обеим сторонам улицы, на дне которых толстый слой грязи разлагается под влиянием солнечных лучей и медленно стекает в р.Шпре.
В более населенных частях города, а также там, где пересекаются улицы, эти канавы отчасти прикрыты толстыми, не прибитыми досками; в некоторых местах через них перекинуты мостики, но кроме них берлинские канавы, которые тянутся на несколько сотен миль, совершенно открыты и тряпичники постоянно роются в их жидких нечистотах, устраивают запруды, чтобы остановить движение, а дети по маслянистой поверхности этой грязной жидкости пускают маленькие кораблики с бумажными парусами.
Немцы, которые так щедро предаются возлиянию пива, нередко протрезвляются ночью в этих канавах.
Доктора и санитары употребляют все усилия, чтобы побудить администрацию предпринять что-нибудь для очищения столицы и предсказывают в близком будущем появление жесточайших эпидемий, вроде тех, которые в средние века опустошали города; но власти остаются глухи ко всем воплям и воззваниям, так как сумма, ассигнованная для ассенизации города, в высшей степени ограничена.
Но чтобы еще нагляднее выяснить себе причину зловоний Берлина, следует хотя несколько минут погулять по набережной Шпре, которая течет в центре города и делит его на северную и южную часть. Стоить только взглянуть на воду этой реки, и вы содрогнетесь при мысли, что кофе, который вы будете пить, суп, который вам придется здесь есть, все приготовлено из этой мутной, вонючей жидкости, отвратительной даже на вид.
Не даром об этой реке даже местный поэт выразился так: «При своем вступлении в Берлин, Шпре напоминает лебедя; при выходе из столицы она похожа на свинью».
Кроме ядовитых испарений, которые делают пребывание в столице в жаркое летнее время не только не привлекательным, но и вредным для здоровья, иностранцы встречают и другое, весьма чувствительное неудобство: облака песку при малейшем дуновении ветра поднимаются на воздух и покрывают все, что им попадается на пути.
Несмотря на это, здешние улицы поливают весьма редко и чрезвычайно экономно. Это опять происходить по недостатку денежных средств. Иностранцы смеются надъ скупостью немцев и указывают что такое неудобство не только давным-давно устранено во всех европейских столицах, и даже в городах второстепенной величины. Немцы оправдывают эту экономию тем, что кампания, которая берется за это дело, требует такую несообразную сумму, за которую можно было бы поливать улицы настоящим одеколоном, что разумеется было бы весьма кстати при зловониях столицы.
Вследствие этого в ветреные дни облака песка быстро движутся по длинным улицам. Случается, что столб песку поднимается с южной стороны Берлина, проносится вихрем по улицам и увеличиваясь еще по дороге, засыпает все, что попадается ему на встречу. Эти столбы пыли и песку засоряют глаза, раздражают кожу, плотной пеленой покрывают платье, проникают в горло, ноздри и уши. Вследствие этого в Берлине постоянно господствую болезни глаз и горла.
Причина этого обилия песка и пыли в том, что Берлин расположен среди обширной песчаной равнины, песок которой находится в постоянном движении.
Отвратительная река столицы, её ровные, прямые улицы, придающие ей какой-то казарменный характер, отсутствие уличного оживления и живой общественной жизни, вместо которых здесь на первом плане выступают солдатчина и военная муштровка с несмолкаемым барабанным боем и военными оркестрами, необщительный характер немцев, их однообразные удовольствия, лишенные всякой поэзии и фантазии, концерты и музыка, иногда весьма недурные, но кончающиеся обыкновенно грубой ссорой, свалкой и дракой, — все это иностранцев всех национальностей без исключения мало привлекает к Берлину.
Между тем эта немецкая столица, если по внешности и не поражает своею оригинальною прелестью, все-таки пользуется репутацией красивого города. На его улицах и площадях вы увидите целую армию статуй и монументов, более десятка дворцов, множество замечательных общественных зданий и великолепных гостиниц, немало прекрасных частных домов и огромные казармы в стиле суровых феодальных замков.
Даже фабрики для приготовления газа, которые во всех других городах весьма безобразны, здесь имеют вид величественных готических башен.
Берлин из всех столиц Европы распланирован наиболее математически правильно: прямота, длина, равномерная ширина, прямоугольное расположение его улиц, за исключением извилистых дорог в старых частях города, вошли въ пословицу.
Видно, что ровные, широкие, прямые, монотонный улицы Берлина были выстроены сразу по приказанию начальства, но поэтому-то они, как и все в столице, носят какой-то казенный характер. Да иначе и быть не могло: поэзия мало доступна прусскому сердцу. Берлинец преклоняется и уважает только «бога войны», только ему он отдает свою мысль и заботу. Подтверждение этому вы найдете везде в современной жизни пруссаков и всего более въ Берлине, который дает тон всей стране.
Эти ровныя, широкие улицы чрезвычайно удобны для движения колонн пехоты, артиллерии и кавалерии; они устроены так, чтобы на них свободно могли маневрировать многочисленный войска.
Однако, не смотря на красоту большинства зданий, часто даже те из них, который служат науке и искусству, носят чисто казарменный характер. Военный элемента везде и всюду прежде всего бросается здесь в глаза. Вместо гула несметной оживленной толпы, а по вечерам звука музыкальных инструментов, песен, смеха, шуток и острот южных городов Испании, Франции и Италии, вы постоянно слышите здесь бой барабана и резкий свист флейты, прерываемый шумом колес артиллерийских орудий.
В улицах Берлина вас поразит полное отсутствие живой человеческой деятельности; тут не встретите вы ничего подобного ни лондонским проповедникам, ни южным уличным ораторам; никогда не придется вам здесь натолкнуться и на живую, оригинальную народную сценку. Эту мертвенную неподвижность и однообразие не оживляют ни крики уличных торговцев, ни погонщиков мулов; никогда не развлечет вас здесь даже забавная реклама.
Мелкие торговцы не имеют права перекатывать с места на место свои тележки, не смеют устраивать свои лавочки на открытом воздух. В чинном спокойствии проходят перед вами толпы людей и проезжают различные экипажи, отнюдь не отличающиеся ни блеском, ни скоростью езды.
Конечно, в таком большом городе, как Берлин, существуют щегольские частные и наемные экипажи, но ихъ так мало, что они совсем теряются среди огромного числа неуклюжих и потертых омнибусов, торваген (кукушка) и особенно «дрожек», как здесь называют извощичьи наемные кареты. Эти дрожки тянутся медленно, запряженные жалкой лошадью, и могут вместить четырех человек.
Цвет экипажа обыкновенно шоколадный, но там и здесь лакировка облупилась, и она замазана свежей краской, что напоминает заплаты на рубище. Переднюю часть покрышки дрожек в хорошую погоду можно отбрасывать назад, а во время дождя они представляют нечто вроде кареты. Жителей Вены и Парижа, которые так привыкли к своим щегольским экипажам, берлинские дрожки поражают своим убогим видом. И действительно, как только в них сядешь, так тот час задребезжат стекла, загрохочут колеса, и толчки и тряска порядком намнут бока.
Хозяева дрожек приписывают плохое состояние своих экипажей дурным мостовым и говорят, что они быстро портятся вследствие постоянной тряски по камням и канавам. Лошадь не лучше экипажа: шкура её, особенно на плечах, истерта и в ранках, которые поэтому всегда обмазаны жиром; при этом она так худа, что у неё можно сосчитать ребра. Кучер тоже представляет полную противоположность своему венскому собрату: он не отличается ни его щеголеватостью и удалью, ни его уменьем управлять лошадьми; грубость берлинских извощиков вошла в пословицу.
Но как ни плохи берлинские дрожки, пешком идти еще скучнее: на каждом повороте приходится останавливаться, чтобы дать проехать экипажу или первобытным деревенским телегам и повозкам со льдом для охлаждения пива. Если по улицам Берлина и пролетит иногда щегольской тильбюри, то им непременно правит блестящий. гвардейский поручик.
А вот наконец и чисто национальная колымага, которую, как в Берлине, так и в других городах Германии, встречаешь очень часто, — это телега пивовара. Она состоит из длинных брусьев, на которые наваливают по полусотне пивных бочек. Эта длиннейшая колымага не может поворачиваться, и лошади, смотря по необходимости, запрягаются то с одного, то с другого конца.
По берлинским улицам много ходит также конно-железных дорог и почтовых дилижансов. Проект подземной железной дороги провалился вследствие затруднений, которые представляет песчаная почва Берлина. Не существует здесь и надземной железной дороги …
Кого интересует продолжение, оставьте об этом сообщение в комментариях ниже — я постараюсь продолжить подобные публикации, которые касаются не только Берлина, но и других городов Мира. А кому совсем не терпится, можете самостоятельно ознакомиться с оригиналом на сайте РГБ РФ. Ведь то, что предложено выше — совсем малюсенькая крупинка из полной версии.
Выводы относительно полученной информации делайте самостоятельно.
Источник информации: Водовозова, Е.Н., Жизнь европейских народов. Том 3. Жители Средней Европы / Е.Н. Водовозовой ; с 24 рисунками худ. Голембиовского, Панова и Брожа ; гравюры на дереве гг. Регульского, Хелмицкого, Адта и др. — 1883.
Кому интересны новости-старости, в том числе какой корм скоту давать и когда, а так же мнение и опыт в области текущих событий в нашем личном подсобном хозяйстве — подписываемся на канал в Дзен и канал в Ютуб
